Неточные совпадения
Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли,
Вот наконец и Клин.
Селенье незавидное:
Что ни изба — с подпоркою,
Как нищий с
костылем,
А с крыш солома скормлена
Скоту. Стоят, как остовы,
Убогие дома.
Ненастной, поздней осенью
Так смотрят гнезда галочьи,
Когда галчата вылетят
И ветер придорожные
Березы обнажит…
Народ в полях — работает.
Заметив за селением
Усадьбу
на пригорочке,
Пошли пока — глядеть.
Мальчик встал, весь красный,
на колени в углу и стоял очень долго. Мы догадались, чего ждет от нас старик Рыхлинский. Посоветовавшись, мы выбрали депутацию, во главе которой стал Суханов, и
пошли просить прощения наказанному. Рыхлинский принял депутацию с серьезным видом и вышел
на своих
костылях в зал. Усевшись
на своем обычном месте, он приказал наказанному встать и предложил обоим противникам протянуть друг другу руки.
Мать вела его за руку. Рядом
на своих
костылях шел дядя Максим, и все они направлялись к береговому холмику, который достаточно уже высушили солнце и ветер. Он зеленел густой муравой, и с него открывался вид
на далекое пространство.
— А, святая душа
на костылях!.. — обрадовался Шабалин. — В самую линию попал…
Иди в комнаты-то — чего тут торчишь? Я тебя такой наливкой угощу…
Градобоев. А если он… а если ты станешь еще разговаривать, так видишь. (Показывает
костыль).
Пошел прочь! (Увидав 3-го мещанина). А, друг любезный, ты здесь! Долги платить — денег нет, а
на пьянство есть: вексель
на тебя другой год за зеркалом торчит, заплесневел давно, а ты пьянствуешь. Ступай в сени, дожидайся! Вот я тебе вексель-то
на спину положу, да
костылем и стану взыскание производить.
8 июля, в пятницу, Елизаров, по прозванию
Костыль, и Липа возвращались из села Казанского, куда они ходили
на богомолье, по случаю храмового праздника — Казанской божией матери. Далеко позади
шла мать Липы Прасковья, которая всё отставала, так как была больна и задыхалась. Время было близко к вечеру.
Костыль встал, чтобы
идти домой
на фабрику. Яков тоже встал, и оба
пошли вместе, продолжая разговаривать. Когда они отошли шагов
на пятьдесят, старик Цыбукин тоже встал и поплелся за ними, ступая нерешительно, точно по скользкому льду.
Дали ему весь нужный припас: флаг зеленый, флаг красный, фонари, рожок, молот, ключ — гайки подвинчивать, лом, лопату, метел, болтов,
костылей; дали две книжечки с правилами и расписание поездов. Первое время Семен ночи не спал, все расписание твердил; поезд еще через два часа
пойдет, а он обойдет свой участок, сядет
на лавочку у будки и все смотрит и слушает, не дрожат ли рельсы, не шумит ли поезд. Вытвердил он наизусть и правила; хоть и плохо читал, по складам, а все-таки вытвердил.
Стоит Семен над отвороченным рельсом, палки свои выронил. Поезд
идет не товарный, пассажирский. И не остановишь его ничем: флага нет. Рельса
на место не поставишь; голыми руками
костылей не забьешь. Бежать надо, непременно бежать в будку за каким-нибудь припасом. Господи, помоги!
— Как же-с — дедушка завтра
на улицу
пойдет, чтоб
на государя смотреть. Скоро сорок лет, говорят, будет, как он по улицам не ходил, а завтра
пойдет. Ему уж наши и шляпу принесли, он в шляпе и с
костылем идти будет. Я его поведу.
Молва
шла далее и утверждала, что в ней жил чернокнижник, злой кудесник, собой маленький старикашка, а борода с лопату и длинная, волочащаяся по земле; будто вместо рук мотались у него железные крючья с когтями, а ходил он
на костылях, но так быстро, что догонял ланей, водившихся в окружности.
Несколько замаскированных тащили за собою заряженных «акциденций», то есть взяточников, обвешанных крючками; поверенные и сочинители ябед
шли с сетями, опутывая и стравливая идущих людей; хромая «правда» тащилась
на костылях, сутяги и аферисты гнали ее, колотя ее в спину туго набитыми денежными мешками.
Молва
шла далее и утверждала, что в ней жил чернокнижник, злой кудесник, собой маленький старичишка, а борода с лопату и длинная, волочащаяся по земле; будто вместо рук мотались у него железные крючья с когтями, а ходил он
на костылях, но так шибко, что догонял ланей, водившихся в окружности.
— Что, «отец протопоп»? Я двадцать лет отец протопоп и знаю, что «подъявый меч, мечом и погибнет». Что ты костылем-то размахался? Забыл ты, что в
костыле два конца? А! забыл? забыл, что одним по нем
шел, а другой мог по тебе
пойти?
На силищу свою надеялся! Дромадер! Не сила твоя тебя спасла, а вот что, вот что спасло тебя! — произнес протопоп, дергая дьякона за рукав его рясы.
«16-го сентября. Рано пустился в легонькой повозочке, при кучерстве Кобченка, в Княжичи и часу в восьмом достигох иерейской квартиры. Только хотя отец Александр и оспаривал, что о епископе нет никаких слухов, однако же я понудил его
идти в церковь и пока что приводить в порядок. Сам же остался в доме и подготовлял кое-какие приказания и распоряжения, вследствие чего и послан сидящий
на костылях В — ский, в повозочке, в Новоселки, с требованием тамошнего причета и для разведывания.